Какие же люди невероятно милые.
Когда тебе хреново, и ты трясёшься в поезде, позеленев, вцепившись в поручень и думаешь только «лишь-бы-не-упасть-лишь-бы-не-упасть», никто глазом не моргнёт.
Когда плюхаешься на чудом освободившееся место (конечно, его не уступили тебе, просто человеку надо было выходить) и плачешь-воешь от боли (мне стыдно, да), никто не шевельнётся.
Может, это и правильно, конечно. Кто ты такой, в конце концов, чтобы к тебе внимание проявлять.
Сдохнешь вот так, в этом самом метро — никто и не заметит.
Одним человеком больше, одним меньше, кто их считает.
На днях — комбо. Захожу в вагон, мест нет. Приткнулась стоя, ну ок, я привычная. На следующей станции заходит в вагон ещё одна девушка, в отличие от меня, красивая. Какой-то мужик тут же встаёт и уступает ей место. Просто так, наверное, понтануться — сам ещё несколько станций ехал.
Не то чтобы тогда мне жизненно нужно было сесть (подавитесь), но удар по самооценке, однако...
Дожить бы до майских праздников. Может, хоть вздохну.
Когда тебе хреново, и ты трясёшься в поезде, позеленев, вцепившись в поручень и думаешь только «лишь-бы-не-упасть-лишь-бы-не-упасть», никто глазом не моргнёт.
Когда плюхаешься на чудом освободившееся место (конечно, его не уступили тебе, просто человеку надо было выходить) и плачешь-воешь от боли (мне стыдно, да), никто не шевельнётся.
Может, это и правильно, конечно. Кто ты такой, в конце концов, чтобы к тебе внимание проявлять.
Сдохнешь вот так, в этом самом метро — никто и не заметит.
Одним человеком больше, одним меньше, кто их считает.
На днях — комбо. Захожу в вагон, мест нет. Приткнулась стоя, ну ок, я привычная. На следующей станции заходит в вагон ещё одна девушка, в отличие от меня, красивая. Какой-то мужик тут же встаёт и уступает ей место. Просто так, наверное, понтануться — сам ещё несколько станций ехал.
Не то чтобы тогда мне жизненно нужно было сесть (подавитесь), но удар по самооценке, однако...
Дожить бы до майских праздников. Может, хоть вздохну.